Гераклит. "О природе". Реконструкция восстановленных фрагментов, переведённых А. Лебедевым.

  Гераклит. О природе.

[Я, Гераклит Эфесский, написал сей труд для тех немногих, кто готов помыслить и увидеть то, что недоступно большинству.] 

О людях.

Большинство не мыслят вещи такими, какими встречают их и, узнав, не понимают, но воображают, что всё поняли. 

[Правды голос же всюду звучит, нужно лишь услышать.] Те, кто слышали, но не поняли, глухим подобны: „присутствуя, отсутствуют", — говорит о них пословица. Такие же слепцы те, кто смотрит, не видя. 

[Нужны ли глаза и уши таким глупцам? Что они делают с тем, что видят и с тем, что слышат? Они лишь наряжаются, не видя и громко вопят, не слыша ничего.]

Невежество лучше прятать, чем выставлять напоказ [молчать лучше, чем много говорить, а жить скромно лучше, чем кичиться богатством].

Дурак любит восторгаться любой речью. [Хвалить оратора он готов ещё до начала выступления. Ум дурака слабее сердца]. С сердцем бороться тяжело, ибо чего оно хочет, то покупает ценой души. 

Не к добру людям исполнение их желаний, [ибо душу свою продают они за удовольствия для черни. По крайней мере, пока же они жалуются на судьбу, бедствуя, никто не видит, насколько они дурны.] Да не иссякнет у вас богатство, эфесцы, чтобы вы изобличались в своей порочности! Эфесцы заслуживают того, чтобы их перевешали всех поголовно за то, что изгнали они Гермодора, мужа из них наилучшего, сказавши: „Среди нас никто да не будет наилучшим! А не то быть ему на чужбине и с другими!" 

[Опьянев от своих грёз о своеволии, они не замечают, как падают в пропасть.] В своем ли они уме? В здравом ли рассудке? Они дуреют от песен деревенской черни и берут в учителя толпу, того не ведая, что многие — дурны, немногие — хороши.

[То, что им чуждо, то считают они своим] и с чем они в самом непрестанном общении {с логосом, управляющим всеми вещами}, с тем они в разладе. [Сходны они скорее с собаками, чем с людьми,] ибо собаки на того и лают, кого они не знают.

О войне. 

Должно знать, что война общепринята, что вражда — обычный порядок вещей (dike), и что все возникает через вражду и заимообразно.

Война (Полемос) — отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других — людьми, одних творит рабами, других—свободными, [потому человеколюбцы те, что восстают против убийства, те бунтуют против закона.] 

Гомер, молясь о том, чтобы "вражда сгинула меж богами и меж людьми", сам того не ведая, накликает проклятье на рождение всех [существ], [ибо, что остаётся реке, которой некуда течь? Не станет ли такая болотом? Ведь ]и кикеон [=болтанка] расслаивается, если его <не> взбалтывать.

Убитых Аресом боги чтут и люди, чем доблестней смерть, тем лучше удел выпадает на долю [умерших]. Души, павшие в бою, чище тех, что в болезнях закончили свой век.

О едином.

Учитель большинства — Гесиод: про него думают, что он очень много знает — про того, кто не знал [даже] дня и ночи! Ведь они суть одно[, а он не мог этого понять.] Для бога все прекрасно и справедливо, люди же одно признали несправедливым, другое — справедливым. Они не понимают, как враждебное находится в согласии с собой: перевернутое соединение (гармония), как лука и лиры. 

Луку имя — жизнь" (bios), а дело — смерть. [Древко лук распрямляет, а тетива лука гнёт его. Борются они друг с другом, оттого люди и могут пользоваться луком. 

Но не могут понять, что и бог так же точно использует людей.] Рожденные жить, они обречены на смерть, да еще оставляют детей, чтобы родилась [новая] смерть[, а только того и хотят, что избежать её.]

Бессмертные смертны, смертные бессмертны, [одни] живут за счет смерти других, за счет жизни других умирают.

[Вот потому-то] Гомер стоил того, чтобы его выгнали с состязаний и высекли, да и Архилох тоже. [Ведь они смерти пугались и пугали ею других, думая, что она навсегда.] Людей ожидает после смерти то, чего они не чают и не воображают.

[Зрячим предстоит, пробудившись от жизни], восставать и становиться наяву стражами живых и мертвых. [Слепцы же – ужаснутся, прозрев, и захотят вновь ослепнуть.]

Человек — свет в ночи: вспыхивает утром, угаснув вечером. Он вспыхивает к жизни, умерев, словно как вспыхивает к бодрствованию, уснув.

Все, что мы видим наяву — смерть; все, что во сне — сон; все, что по смерти — жизнь.

Для бодрствующих существует один общий мир, а из спящих каждый отворачивается в свой собственный, мня себе реальность. [Но пробуждение ждёт всех, не скроется никто. Однако] души, испаряясь влажными вечно рождаются[, чтоб просохнуть].

Ибо [все?]предопределено судьбой всецело. [И] путь вверх-вниз один и тот же. Холодное нагревается, горячее охлаждается, влажное сохнет, иссохшее орошается, и нет этому предела. Cовместны у круга начало и конец. Сопряжения: целое и нецелое, сходящееся расходящееся, созвучное несозвучное, из всего — одно, из одного — все.

Не будь Солнца, мы бы не знали, что такое ночь. [Без мороза не ведали бы тепла.] Болезнь делает приятным и благим здоровье, голод — сытость, усталость — отдых.

[Так же и с ложью -] имени Правды (Дикэ) не ведали бы, если бы не было этого.

Одно и то же в нас — живое и мертвое, бодрствующее и спящее, молодое и старое, ибо эти [противоположности], переменившись, суть те, а те, вновь переменившись, суть эти.

Выслушав не мою, но эту-вот Речь (Логос), должно признать: мудрость в том, чтобы знать все как одно.

[Так вот] лучшие люди одно предпочитают всему: вечную славу — бренным вещам, а большинство обжирается как скоты.

О знании.

Что можно видеть, слышать, узнать, то я предпочитаю[наученью].

Глаза — более точные свидетели, чем уши, [так же и ум более точно распознаёт, чем глаза. Для этого полезно мыслить, а не чужие объедки собирать. Много монет в чужих кошельках, и] многого знатоками должны быть любомудрые мужи. 

Многознание уму не научает, а не то научило бы Гесиода и Пифагора, равно как и Ксенофана с Гекатеем, [ведь они так хорошо выучили то, что не сможет пригодиться.]

Пифагор, Мнесархов сын, занимался собиранием сведений больше всех людей на свете и, понадергав себе эти сочинения, выдал за свою собственную мудрость многознание и мошенничество. Сам же он ничего не узнал и не понял. [Пифагор] — предводитель мошенников, и должен быть наказан за преступление перед законом. [Как и любой другой, кто так же пытается продать протухшую рыбу.]

Природа любит прятаться, [и правда таким образом даётся не всем, а только тем, кому она нужна настолько, чтобы выслеживать её долго, и рискуя остаться без добычи.]

Тайная гармония лучше явной. [Потому что явное создано для всех, и стоит мало. Тогда как тайное открывается лишь тем немногим, которые достойны дорогого. Ведь то, что по-настоящему дорого лежит в недрах очень ограничено. А недра эти глубоки безгранично. ]

Ищущие золото, много земли перекапывают, а находят — мало, [но ценность найденного окупит все тяжкие труды. ]

Не чая нечаянного, не выследишь неисследимого и недоступного, [потому не следует искать того, что ищут все. Так же глупо искать там, где уже побывали искатели. Люди затопчут, не заметив, самое важное и будут много рассуждать о доступных глупостях. То явное, что лежит на поверхности, многие склонны принимать за истину, но большая часть божественных вещей] ускользает от познания по причине невероятности.[ Душа, настроенная на невысказанное, уловить способна правду. Таковой душе и глаза, и уши - отличные помощники.] Глаза и уши — дурные свидетели для людей, если души у них варварские.

Люди были обмануты явлениями, подобно Гомеру, даром, что тот был мудрее всех эллинов. Ведь и его обманули дети, убивавшие вшей, загадав: «что видали да поймали, того нам поубавилось, а чего не видали и не поймали, то нам в прибыток».

Владыка, чье прорицалище в Дельфах, и не говорит, и не утаивает, а подает знаки [тем, кто может их прочесть]. Стало быть, самый несомненный [чтец] распознаёт мнимое, чтобы остерегать от него.

Сивилла же бесноватыми устами несмеянное, неприкрашенное, неумащенное вещает, и голос ее простирается на тысячу лет чрез бога.

Всем людям дано познавать самих себя и быть целомудренными. Целомудрие — величайшая добродетель, мудрость же в том, чтобы говорить истину и действовать согласно природе, осознавая [закон].

Я искал самого себя [и обнаружил общее.] 

О Логосе.

 У чесала путь прямой и кривой.

Свиньи грязью наслаждаются больше, чем чистой водой.

Птицы моются пылью.

Ослы солому предпочли бы золоту.

[Видим мы] быков счастливыми, когда они находят горькую вику.

Море — вода чистейшая и грязнейшая: рыбам — питьевая и спасительная, людям — негодная для питья и губительная.

На входящих в те же самые реки притекают в один раз одни, в другой раз другие воды.

Бог: день-ночь, зима-лето, война-мир, избыток-нужда, изменяется же словно, когда смешается с благовониями, именуется по запаху каждого.

Поэтому должно следовать общему, но хотя разум — общ, большинство живет так, как если бы у них был особенный рассудок. Здравый рассудок — у всех общий, а болезни разные.

Ибо логос один и тот же.

Кто намерен говорить с умом (ksun noōi), те должны крепко опираться на общее (ksunōi) для всех, как граждане полиса — на закон, и даже гораздо крепче. Ибо все человеческие законы зависят от одного, божественного: он простирает свою власть так далеко, как только пожелает, и всему довлеет, и [все] превосходит. 

Народ должен сражаться за попираемый закон, как за стену.

Закон именно в том, чтобы повиноваться воле одного. [Так как] всякая тварь бичом пасется, своеволие (hubris) надо гасить пуще пожара.

Бродящих в ночи {магов}, вакхантов, менад, мистов [после смерти ждёт огонь, ибо] нечестиво они посвящаются в то, что считается таинствами у людей. Не твори они шествие в честь Диониса и не пой песнь во славу срамного уда, бессрамнейшими были бы их дела. Но тождествен Аид (“Срамный”) с Дионисом, одержимые коим они беснуются и предаются вакхованию.

Вотще очищаются кровью  оскверненные, как если бы кто, в грязь войдя, грязью отмывался: его бы сочли сумасшедшим, если бы кто из людей заметил, что он так делает. И изваяниям этим вот они молятся, как если бы кто беседовал с домами, ни о богах не имея понятия, ни о героях.

Если они боги, зачем их оплакиваете? Если же вы их оплакиваете, то они, по-вашему, больше не боги.

Взрослый муж слывет глупым у бога, как ребенок — у взрослого мужа, [но есть ли кто-то, судящий бога так же?]

Правда (Дикэ) постигнет мастеров лжи и лжесвидетелей.

Солнце <правит> <(кос)>мосом согласно естественному порядку, будучи шириной [всего лишь] в ступню человеческую. Оно не преступает положенных границ, ибо если оно <преступит> должные сроки, его разыщут Эринии, союзницы Правды.

Как можно утаиться от того, что никогда не заходит? Всех и вся, нагрянув внезапно, будет Огонь судить и схватит.

Этот космос, один и тот же для всех, не создал никто из богов, никто из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живой огонь, мерно возгорающийся, мерно угасающий. Один день равен всякому, что был и что будет. [И всё одно и то же постоянно будет происходить разным и никогда не возвращаться.]

[Ведь]утомительно одним и тем же [бегунам] изнемогать и начинать сначала.

Под залог огня все вещи и огонь [под залог] всех вещей, словно как [под залог] золота — имущество и [под залог] имущества — золото.

Подобно тому как плавят золотой песок[, так весь мир преобразуется и изменяется.]

Обращения огня: сначала — море; а [обращения] моря — наполовину земля, наполовину—престер. Море расточается и восполняется до той же самой меры [logos], какая была прежде, нежели оно стало землей.

Души же из влаги испаряются.

Душам смерть — воды рожденье, воде смерть — земли рожденье, из земли вода рождается, из воды — душа.

Человеческая натура не обладает разумом, а божественная обладает, но следует помнить, что личность — божество человека, [и не всякая душа является личностью, а только сухая. Она] мудрейшая и наилучшая.

Когда взрослый муж напьется пьян, его ведет [домой] безусый малый; а он сбивается с пути и не понимает, куда идет, ибо душа его влажна.

Границ души тебе не отыскать, по какому бы пути ты ни пошел: столь глубока ее мера.

Чьи только речи я не слышал, никто не доходит до того, чтобы понимать, что Мудрое ото всех обособлено. Одно-единственное Мудрое [Существо] называться не желает и желает именем Зевса. Ибо Мудрым [Существом] можно считать только одно: Ум (Gnome), могущий править всей Вселенной.

Век — дитя играющее, кости бросающее, дитя на престоле! Прекраснейший космос, словно слиток, отлитый как попало.